| Безликий. Часть 6 |
3
Клуб я покинул через чёрный ход. Постоял немного на заднем крыльце, задумчиво поглядывая по сторонам, затем сбежал по выщербленным ступенькам и сразу свернул в соседнюю подворотню. Кругом сырые стены, над головой клочок неба и верёвки с бельём. Крики и ругань в квартирах, навязчивый запах готовящейся еды. Темно, тесно, душно. Не думаю, что смог бы здесь жить. Да нет, точно бы не смог. Задыхаюсь. Прибавив шаг, я прошёл пару дворов и вывернул к набережной канала Меритана, по ней и отправился дальше. Очень скоро дома расступились и впереди замаячила ширь Ярдена. Я сделал глубокий вдох и замер, любуясь открывавшимся с обзорной площадки видом. Ветер гнал сверкавшую на солнце рябь, паровые буксиры и самоходные баржи уверенно шли против течения, за ними стелились над водой косматые струи дыма. Тут же сновали прогулочные лодки и яхты. Медленно, очень медленно и ещё более солидно плыл пассажирский пароход. Вдалеке реку перечеркивала полоса протянувшегося от берега до берега моста. Но главное - простор. И небо. Небо и простор. При этом Ярден не мог похвастаться ни особой красотой, ни прозрачностью вод. Сбросы промышленных предприятий, стоки очистных сооружений и уличные ливневые канализации отравляли реку, делали её мутной и зловонной. У берега на поверхности колыхался мусор и блестели масляные пятна. Появись Афродита из этой серой пены, она едва ли смогла бы похвастаться красотой. Скорее уж наоборот. Я открыл конверт и вытащил убранные в него фотоснимки. Там - человек, весь в ожогах и порезах, но уже не свежих, а начавших подживать. В плече след затянувшегося пулевое отверстие. И сгоревшее до костей лицо. Моё лицо. Моё настоящее лицо. Лицо, которого я совершенно не помнил.
Студёный октябрьский ветер, плеск тёмной речной воды, щелчок предохранителя... Вспышка! Грохот выстрела! Толчок в плечо!
Как Афродита явилась из пены морской, так я вышел из мутных волн Ярдена. Вышел взрослым, но беспамятным. Что было со мной до той ненастной октябрьской ночи - скрывал туман забытья. Я не помнил ни себя, ни родных. Ничего. Имя? Не помнил и его. Была лишь догадка. На обожжённой коже выделялись порезы, они складывались в буквы, разные вариации одного и того же имени: "Пётр", "Peter", "Pierre", "Pietro", "Piotr", "Petr", "Πέτρος"... Почерк был мой. Точно мой - отдельные особенности начертания не оставляли в этом никаких сомнений. Пусть теперь я писал не лезвием по собственной коже, а карандашом по бумаге, буквы выходили похожими как две капли воды. Я сам нанёс себе эти порезы, но с какой стати? И почему одни порезы выглядят старше других? Боялся забыть собственное имя? С какой стати? И где и как я умудрился до такой степени обгореть? Казалось бы, ответить на этот вопрос было проще всего, но так только казалось. Я выбрался из реки на пристань марины неподалёку отсюда и сколько потом ни просматривал газеты, выискивая сообщения о ночном пожаре в этом районе, ничего так и не нашёл. Ни в один из выходивших на Ярден домов не вызывали пожарную охрану, не горели пароходы и яхты. Крушения дирижаблей? Не случалось в ту ночь и небесных катастроф. Всё, что у меня осталось от прошлой жизни - фотографии, которые сделала Софи, прежде чем я изменил обличье, но от них было немного прока. Слишком сильно оказалось обожжено лицо. Пьетро Моретти давно смирился с потерей памяти, начав жизнь с чистого листа, а мне показалось, будто снимок сможет что-то пробудить, если не в голове, так в душе. Пустое! Я, как и прежде, помнил лишь плеск волн, шершавые доски и самый первый хриплый вдох, разорвавший лёгкие острой надсадной болью. Да ещё крики.
Щелчок предохранителя...
Тряхнув головой, я скинул оцепенение и убрал фотоснимок обратно в конверт. Затем поднялся со скамейки, огляделся по сторонам и с обречённым вздохом отправился в городскую публичную библиотеку. Не стоило откладывать в долгий ящик поручение Софи. Сто тысяч франков - слишком большая куча денег, чтобы пускать дело на самотёк.
Публичная библиотека Нового Вавилона занимала огромное здание с мраморными изваяниями античных богов на фронтоне и могучими атлантами, державшими карнизы боковых стен. Храм знаний лишь немногим уступал размерами Ньютон Маркту, но в отличие от полицейского управления не выглядел мрачным и гнетущим, скорее наоборот. В сквере перед библиотекой искрились на солнце струи фонтана, а все скамейки в округе оккупировали студенты императорского университета. Хватало и тех, кто устроился на прямо газонах и мраморных ступенях портика. Эту публику, как правило, занимали отнюдь не конспекты и книги, а игральные карты и модные журналы. Учебный год только начинался, и студиозусы ловили последние погожие деньки перед затяжными осенними дождями. Попасть в библиотеку оказалось не так-то и просто. Вахтёр наотрез отказался пропускать меня внутрь без документов, предложив на выбор оформить читательский билет или одноразовый пропуск. - А что дешевле, мсье? - с улыбкой поинтересовался я. Благообразного вида дядечка скептически глянул на меня в монокль и раскрыл журнал для посетителей. - С вас франк, - объявил он, кинул монету в жестяной ящик для сбора платы и макнул стальное перо в чернильницу. Я назвал себя и спросил, как пройти в зал периодики. Умное слово впечатлило вахтёра, он даже вышел из-за конторки и указал в один из коридоров. - Идите прямо и никуда не сворачивайте. Дядька хитро взглянул на меня, словно загадал какую-то шараду, но я лишь кивнул. - Благодарю, мсье! - И направился в указанном направлении. Коридор привёл в просторный читальный зал. Там оказалось тихо и пусто, большинство ламп не горело, меж стеллажей сгустился полумрак. - Могу вам чем-то помочь? - поднялась при моём появлении из-за стола дама средних лет. Под лампой осталась лежать раскрытой книга с пожелтевшими от старости страницами. - Подскажите, пожалуйста, где я могу посмотреть подшивку "Столичных известий" за семьдесят седьмой год? - спросил я, не став на этот раз вставлять никаких французских словечек. Внешность "синего чулка" не позволяла с какой-либо достоверностью определить мадам передо мной или мадемуазель. Смотрительница зала разочарованно вздохнула, но всё же проводила к одному из стеллажей. - Газеты сшиты по месяцам, - подсказала она и вернулась на свой пост. Я отыскал апрельский сшив, унёс его за стол под высоким окном и принялся просматривать газеты. Лампу включать не стал. Электричеству я не доверял: так и казалось, что стоит лишь повернуть выключатель и немедленно случится короткое замыкание или из-за прохудившейся изоляции дёрнет пальцы разряд. Фобия? Да нет, будто брезгливость какая-то... Поначалу ничего интересного не попадалось; я пролистал уже, наверное, треть пачки, когда вдруг заметил броский заголовок передовицы "Таинственное исчезновение инженера!". Начал читать - и точно, в статье шла речь о Рудольфе Дизеле, точнее об его бесследном исчезновении из запертой каюты парома, следовавшего из Лиссабона в Новый Вавилон. При этом сам инженер репортёров нисколько не интересовал, и никаких подробностей его разработок не приводилось. Сложилось даже впечатление, что никто попросту не удосужился выяснить, над чем именно работал изобретатель. На следующий день таинственная история с первых страниц перекочевала в криминальную хронику, а до конца месяца о ней упоминали ещё лишь пару раз. На всякий случай я просмотрел и следующий сшив, но впустую. Никаких новых подробностей происшествия не появилось; тело инженера обнаружено не было. Я оказался в тупике. Вернув на место подшивки "Столичных известий", я отыскал на стеллажах выпуски "Атлантического телеграфа", перелистнул газеты на нужное число и начал внимательно изучать посвящённую исчезновению инженера статью. И тут мне улыбнулась удача: дотошный газетчик не поленился копнуть чуть глубже и сообщил, что изобретатель якобы выдумал некий движитель, по всем статьям превосходящий паровые и пороховые движки. Подробностей вновь не приводилось, но в них уже и не было нужды. Раз министр юстиции приложил руку к исчезновению Дизеля, некто весьма и весьма влиятельный усмотрел в этом изобретении угрозу собственным интересам. Или даже - интересам империи? Хотя, пожалуй, нет. Стефан Фальер оказывал кому-то услугу, поэтому и сохранил документы инженера у себя. Тут я вспомнил слова полковника генерального штаба о разработке принципиально новых движков для аэропланов и зябко поёжился. Обстоятельства складывались так, что наша авантюра вполне могла обернуться обвинением в государственной измене, но только повод ли это отказываться от ста тысяч франков? Покачав головой, я отнёс подшивку на место и направился на выход. - Прибрали за собой? - встрепенулась смотрительница зала при моём приближении. - Разумеется, мадам! - улыбнулся я в ответ и, судя по благосклонному кивку, семейный статус тётеньки угадал верно. На улице я нахлобучил на макушку кепку и после недолгих раздумий с возвращением в клуб решил повременить. В округе с избытком хватало недорогих закусочных, где столовались непритязательные к еде студенты, в одной из них мне за какие-то смешные деньги предложили огромную тарелку мясного рагу и литровую кружку пива. Пиво принесли кисловатое, а вот рагу оказалось вкусным, да и мяса среди тушёного картофеля и капусты попадалось немало. Очистив тарелку, я попросил ещё одну порцию, чем изрядно удивил даже привыкшую к прожорливости студентов разносчицу. Под конец трапезы я выпил рюмку шнапса и покинул закусочную вполне довольный жизнью.
4
Пока трясся в паровике, тяжесть в животе сменилась сонливостью, лёгкой и умиротворяющей. Все проблемы отошли на второй план, захотелось просто забраться на крышу и часок-другой поваляться на солнышке, любуясь бескрайним небом. Вырывавшийся из трубы паровика дым время от времени залетал в открытые окна вагона и тогда пассажиры начинали чихать и кашлять, а вот у меня даже не першило в горле. Я был плоть от плоти Нового Вавилона и другой жизни попросту не знал. На площади Ома я спрыгнул с задней площадки паровика и без лишней спешки зашагал по тротуару, но сразу остановился на углу и купил в палатке два стакана газированной воды. Осушил одним махом первый, немного медленней выпил и второй. В рагу определённо переборщили со специями и солью. Или всё дело было в духоте? Солнце ощутимо припекало и над раскалёнными мостовыми колыхалось марево горячего воздуха, а меж домов растекалась серая дымка смога. Я снял кепку и зашагал дальше, на ходу обмахивая лицо. Уже на подходе к клубу из пропахшего мочой переулка неожиданно послышалось: - Эй, лягушатник! Я обернулся, и худощавый тип со свёрнутым набок носом ловко ухватил меня за рукав. - Идём, разговор есть. Привычным движением я крутанул запястье, высвобождая руку, а когда хлыщ попытался ухватить лацкан моего пиджака, без обиняков ткнул его растопыренной пятернёй в лицо. Пальцы угодили в глаза, и зажавший лицо ладонями парень отшатнулся назад. Сбоку тут же подскочил невысокий крепыш и замахнулся, намереваясь провести прямой в голову, но я вовремя откинулся назад и выставил перед собой ногу. Подошва тяжёлого ботинка угодила громиле по щиколотке и сбила рывок, из-за этого удар вышел неточным и медный кастет промелькнул перед лицом. Я вцепился в мощное волосатое запястье, врезал коленом в пах, двинул левой по печени и быстро отскочил назад, разрывая дистанцию, поскольку крепыш хоть и охнул, но устоял на ногах. Да ещё крысёныш с кривым носом выпрямился и щёлкнул выкидным стилетом. - Ты покойник, лягушатник! - выдал он, заходя сбоку. Я молча сунул руку в карман с пистолетом, но тут на противоположной стороне улицы раздалась пронзительная трель полицейского свистка. Бандиты рванули в переулок, только их и видели. Что ж так даже лучше... Перебежавшие через дорогу полицейские оказались в штатском. Один с громоздким пистолетом в руке прошёл в переулок, но преследовать костоломов не стал и вернулся на тротуар. - Никого, - оповестил он напарника. Тот убрал свисток в карман и спросил: - С вами всё в порядке? - Нормально, да, - подтвердил я, поднял с брусчатки кепку и несколькими хлопками о колено стряхнул с неё пыль. - Что случилось? Я нацепил кепку и спокойно сообщил: - Хотели бумажник отобрать. Сыщики посмотрели на меня с неприкрытым сомнением, но с расспросами приставать не стали. Тот, что ходил в переулок, вытащил из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его и продемонстрировал портрет, явно исполненный полицейским художником со слов свидетелей или пострадавшего. Слишком уж неестественно-худым выглядело изображённое на бумаге лицо. Впалые щёки, тонкие губы, высокий лоб и глубоко-запавшие глаза. - Видели его? - спросил сыщик. - Нет, - ответил я без малейших колебаний. - Может, взглянете? - нахмурился второй полицейский. Я усмехнулся. - Такого увидишь, потом кошмары сниться будут. Нет, мсье, я его не встречал. - Если увидите, сразу сообщите ближайшему постовому! - Всенепременно! - пообещал я и полюбопытствовал: - Натворил что-нибудь серьёзное? - Отъявленный лудит, - сообщил сыщик. - Устраивает диверсии на электрических подстанциях. - Ужас какой! Я раскланялся с полицейскими, и те отправились с портретом на обход питейных заведений. Едва ли они узнают там хоть что-то полезное. Пусть район и не самый пропащий, да только народ тут обитает всё больше не из болтливых. Перебежав через дорогу, я поднялся на крыльцо "Сирены" и толкнулся внутрь, но дверь оказалась заперта изнутри. Пришлось идти к чёрному ходу. Там на выставленном на улицу табурете курил Гаспар. На коленях у него лежала свёрнутая газета. - Кузина у себя? - спросил я. - Ага, - зевнул испанец, откинулся спиной на стену дома и надвинул на лицо кепку. - Поаккуратней, - предупредил я. - Ходят тут всякие... Гаспар ничего не ответил, лишь вынул из кармана и сунул под газету наваху. Я прошёл внутрь и зашагал по коридору, а когда из костюмерной комнаты прямо передо мной вывернула нёсшая ворох платьев рыжая танцовщица, не удержался и хлопнул её чуть ниже спины. - Ай! - взвизгнула девушка, резко обернулась и состроила досадливую гримасу. - А, это вы... Я расплылся в своей самой обаятельно улыбке и предложил: - Пропустим вечером по стаканчику вина? - Вот ещё! - фыркнула рыжая привереда. - Жаль, очень жаль. Тогда танцовщица с интересом прищурилась. - И даже не станешь обещать замолвить за меня словечко перед кузиной? - спросила она. - Как я могу опуститься до столь банального вранья? Девушка улыбнулась. - Хорошо, подумаю, - вдруг пообещала она. - И хоть ты не спросил, меня зовут Жанна! - Знаю, - соврал я. - Откуда? - Это моя работа! Я послал Жанне воздушный поцелуй и заглянул в гримёрку Ольги Орловой. - Тук-тук! - сказал, уже распахнув дверь. Русская прима испуганно вздрогнула и оторвалась от зеркала. - О-о-о... - протянула она и смущённо улыбнулась. - Жан-Пьер, я должна извиниться за вчерашнее. Это всё шампанское. Прости! - В самом деле? - прищурился я. - А, может, повторим? - Не думаю, что это будет уместно, - мягко ответила Ольга и зарделась. - Если вдруг передумаешь, всегда к твоим услугам! Я подмигнул танцовщице и закрыл дверь гримёрки, нисколько не смущённый отказом. Уверен, это не последний приём с бесплатным шампанским... Мимолётный флирт поднял настроение, и в кабинет Софи я вошёл, продолжая тихонько посмеиваться себе под нос. Кузина оторвалась от бумаг и с удивлением просила: - У нас всё так хорошо? - Лучше не бывает! - ухмыльнулся я, накинул кепку на крючок вешалки и развалился в кресле. - Нас либо вздёрнут за государственную измену, либо перестреляют сицилийцы! Софи тяжело вздохнула и потребовала: - Рассказывай, Жан-Пьер! Я вкратце пересказал всё, что сумел выяснить о Дизеле, потом поведал и об уличной стычке. - Уверен, что это были сицилийцы? - спросила Софи. - А с каких пор в этом районе грабят средь бела дня? - фыркнул я в ответ. - Но это ерунда. Лучше скажи, что будем делать с бумагами. Софи покачала головой. - Пока что, Жан-Пьер, это лишь твои догадки. И потом - мы лишь вернём Анри имущество его дяди. В конце концов, он его наследник. - Расскажешь это, когда нас поведут на эшафот. - К чёрту всё! Мы не можем отказаться от ста тысяч франков! Да и Анри от меня не отстанет! Он без пяти минут банкрот и загнан в угол. Я не собираюсь становиться между ним и спасением. Затопчет! Софи раскраснелась, и я не преминул заметить: - Ты ещё красивее, когда сердишься. - Убирайся к дьяволу, Жан-Пьер! Пьетро никогда не мотал мне нервы как ты! - Творческая натура, что с него взять! - рассмеялся я, но сразу осёкся и в задумчивости откинулся на спинку кресла. А какой я на самом деле? Нервный художник или развязный костолом? Или некто совсем другой? Осталось хоть что-то от меня настоящего или прежняя личность потеряна бесповоротно? Получится вернуть память или нет? И что, чёрт побери, со мной произошло?! - Жан-Пьер! - окликнула меня Софи. - Жан-Пьер, с тобой всё в порядке? - Просто задумался, - отмахнулся я и поднялся из кресла. - Ты звонила Джимми Чену? Чем раньше отправим табак китайцам, тем лучше. Не хватало ещё, чтобы о сделке пронюхали люди Джузеппе. Кузина налила из хрустального графина в стакан воды, сделала несколько медленных глотков и кивнула. - Ты прав, тянуть дальше нельзя. Я позвоню Чену и обговорю время. Но пока об этом никому ни слова. - Нем как рыба, - пообещал я. Единственный секрет, который человек не выболтает ни под пытками, ни случайно - это тот, в который его не посчитали нужным посвятить.
От Софи я отправился прямиком на кухню, взял там бутылку вина и поднялся на крышу. Уселся у дымовой трубы, достал блокнот и принялся зарисовывать напавших на меня громил. Их лица, фигуры, стойки. Потом просто пил вино и набрасывал виды окрестных крыш с поднимавшимися к небу жиденькими струйками дыма, трубочистами и гонявшими стаи белоснежных голубей мальчишками. На заднем фоне - башни старого города и медленно дрейфующие в пелене смога дирижабли. Время до вечера пролетело совершенно незаметно. Перед самым открытием клуба я спустился вниз и начал прохаживаться по фойе, присматривая за порядком. Публика всё прибывала и прибывала, всюду царили шум и гам. Официанты сбились с ног, разнося выпивку, Морис Тома самолично принимал от них поступающие заказы. Когда подошло к концу выступление фокусника и на сцену выбежали девицы из кордебалета, Антонио толкнул меня в бок и указал: - Хозяйка вышла. Софи прошла в бар, но шляпка с вуалью на голове ясно давали понять, что в клубе она оставаться не намерена. - Очень интересно, - проворчал я и поспешил вслед за кузиной. - Не забудь запереть выручку в сейф, - напомнила Софи буфетчику, обернулась и улыбнулась. - Жан-Пьер! Ты-то мне и нужен! Мы отошли от стойки, и тогда кузина негромко произнесла: - Китайцы будут ждать товар завтра в десять утра позади игорного дома "Три листка" на Максвелл-стрит. Не опаздывай, они этого не любят. - Понял, - кивнул я и спросил: - Куда-то собралась? - Собралась, - отстранённо сказала Софи и вдруг помахала рукой. - Альберт! Я проследил за её взглядом и увидел поэта, который читал на вчерашнем приёме стихи. Как его, Альберт Брандт? Точно, он! - Не хочешь поделиться со мной планами на сегодняшний вечер? - нахмурился я. - Нет. - Я должен знать, где тебя искать! Софи ничего не ответила и протянула поэту руку для поцелуя. Они обменялись приветствиями и отправились на выход. Мне оставалось лишь выругаться. Впрочем... Я подошёл к Антонио и предупредил: - Ночевать оставайтесь в клубе. И предупреди остальных. Высокий лоб красавчика прочертила глубокая морщина. - Намечается что-то серьёзно? - Сицилийцы воду мутят. - И? Долго нам тут безвылазно куковать? - разозлился Антонио. - День или два, - ответил я спокойно. - Не беспокойся, Софи всё оплатит. - Да не в деньгах дело! У меня собственная жизнь, между прочим! - Так или иначе дело всегда в деньгах, - похлопал я красавчика по плечу, бросил напоследок: - Не забудь сказать остальным! - и поспешил на выход. Пробежав мимо озадаченного Жиля, я выскочил на крыльцо и увидел, как поэт усаживает Софи на пассажирское сидение приземистой самоходной коляски. Сиденья вызывающе-красного экипажа были обтянуты кожей, а фары, оси и ободья колес сверкали позолотой. Альберт лихо запрыгнул на водительское место, коляску окутали клубы пара и она резко тронулась с места, перепугав лошадей дежуривших у клуба извозчиков. Я скатился с крыльца и махнул рукой, а когда рядом остановился конный экипаж, забрался на козлы к вознице и скомандовал: - Давай за этим пижоном! Извозчик посмотрел на меня с неприкрытым сомнением. - Не нужны мне неприятности, господин хороший... - А деньги? - Я сунул в нагрудный карман сюртука кучера десятку и поторопил его: - Давай, шевелись! Моя кузина связалась с каким-то проходимцем и я должен за ней присмотреть! Не знаю, подействовала история или десять франков, но дядька взмахнул вожжами и экипаж покатил по улице. На перекрёстке мы повернули и лошади резво потрусили за окутанной белыми клубами самоходной коляской. Её паровой движок негромко фырчал, а поэт лихо крутил баранку, объезжая тихоходные телеги. - Дьявольское изобретение! - выругался извозчик и сразу косо глянул на меня, немного даже испуганно. - Истину глаголешь, - усмехнулся я, дав понять, что не отношусь к механистам, и тогда болтун с облегчением перевёл дух. Вскоре самоходная коляска вывернула с освещённой газовыми фонарями улочки на широкую набережную, где на чугунных фонарях вдоль реки резким белым светом горели электрические лампы. Из-за множества конных экипажей Альберту пришлось сбросить скорость, и мы пристроились позади коляски, уже не опасаясь упустить шустрый аппарат из виду. К счастью поэту не пришло в голову обогнуть затор переулками, он так и ехал дальше без всякой спешки по набережной. Самоходный экипаж миновал один мост, затем другой и свернул к реке, где у разбитого на берегу сквера стоял на приколе пассажирский пароход. Альберт Брандт поставил паровую коляску на свободное место, выбрался из неё и подал руку Софи. Когда они направились к дебаркадеру, извозчик хохотнул: - Основательно к делу подошёл, шельмец! Я кивнул. Над сходнями висела красочная вывеска "Ля Мистраль"; надо понимать, это был ресторан французской кухни. Если судиь по публике - вовсе не из дешёвых. Впрочем, в дешёвую забегаловку поэт владелицу "Сирены" и не пригласил бы. - Ну, стал быть, я свободен? - спросил кучер, многозначительно шмыгнув носом. - Поеду? - Куда собрался? Десятку ещё и близко не отработал! - возразил я и счёл уместным подсластить пилюлю: - Лицо попроще сделай! Если через два часа не выйдут, накину сверху ещё. Дядька недовольно покрутил головой, но спорить не стал. - Чёрт с тобой! - махнул он рукой, соглашаясь с предложенными условиями. Ну да ещё бы ему не согласиться! Я спрыгнул с козел и огляделся по сторонам. В сквере оказалось многолюдно. Совершавшие вечерний променад по набережной горожане сворачивали сюда перевести дух на скамейках, выпить газированной воды или разливного вина, посмотреть на выступления фокусников и жонглёров. На небольшой эстраде играл оркестр, там кружились в танце несколько пар. Под фонарями расположились портретисты, по тропинкам расхаживали продавщицы сигарет и цветов, в палатках готовилась немудрёная снедь, вроде пончиков и лепёшек, а в пузатых чанах подогревался глинтвейн. Попадались на глаза и личности в высшей степени подозрительные, но едва ли кто-то из них мог следить за Софи, поэтому я предупредил извозчика: - Смотри за коляской и не вздумай уехать, - а сам зашагал к палаткам. Побродил там, принюхиваясь к аромату готовящейся на открытом огне еды, и купил у старого грека гирос. В тонкую лепёшку оказались завёрнуты мелко-мелко нарубленные кусочки жареной свинины и хрустящей бельгийской картошки, всё это было сдобрено овощами и традиционным греческим соусом. Отыскав свободную скамейку, откуда просматривалась парковка, я поужинал, вытер пальцы носовым платком и купил стакан газированной воды без сиропа. К вечеру жара спала, но, на мой взгляд, для глинтвейна сейчас было слишком душно. Вернув ларёчнице пустой стакан, я направился к экипажу, и тут же рядом оказалась молоденькая цыганка в платье с длинной цветастой юбкой. - Эй, красавчик! Давай погадаю! - затараторила она. - Порча на тебе лежит, порча страшная! Снять её надо, а то долго не проживёшь! - Сейчас полицейского кликну, - негромко произнёс я. - За антинаучную деятельность впаяют - мало не покажется. Цыганку словно ветром сдуло. Приглядывавшие за ней со стороны черноволосые парни зло глянули на меня, но цепляться не стали. За порядком в сквере следила пара конных констеблей. Только я направился дальше и сбоку немедленно пристроился сутулый господин в не по погоде длинном плаще. - Обереги от сглаза не желаете приобрести? Ведьмам и малефикам человека проклясть - раз плюнуть! А вы с цыганами сцепились, не к добру это. Да и от инфернальных тварей защита имеется, вот взгляните! - И продавец амулетов слегка приоткрыл полы своего одеяния, сетчатые кармашки на внутренней стороне которого оказались заполнены замысловатыми кулонами, колечками и подвесками из светло-серого металла. - Вы не подумайте, всё на строго научной основе! Используем только алюминий! А ещё есть зубные коронки из титана! - Не интересует, - отказался я, поскольку такие побрякушки от магии защитить не могли, а драли за них втридорога. - Но постойте... - Отвали! - нахмурился я, и торговца будто ветром сдуло. А вот скользкому типу в надвинутой на самые глаза фуражке чутья на неприятности явно недоставало, поскольку на отказ посмотреть фотокарточки он принялся совать их мне под нос. - Вы только взгляните! - лихорадочно зашептал проходимец. - Её величество в своём потустороннем обличье и при этом совершенно голая! Лицо императрицы Анны на снимке оказалось достаточно безыскусно совмещено с фигурой грудастой девахи, а раскинутые крылья за её спиной и вовсе были, такое впечатление, сделаны из картона и страусовых перьев. Но выдавало подделку даже не это - просто рискни фотограф и в самом деле запечатлеть подобный кадр, плёнка оказалась бы неминуемо засвечена. Но, разумеется, любителей подобных художеств это нисколько не волновало. - Сгинь! - потребовал я, невесть с чего ощутив вдруг глухую злобу на распространителя срамных снимков. - Такого больше ни у кого нет! - ухватил тот меня за плечо, получил кулаком в живот и завалился в кусты. Я огляделся по сторонам, но на короткую стычку никто внимания не обратил, тогда шагнул в кусты и сам. Пробил пару раз проходимцу в голову и с чувством выполненного долга отправился назад к экипажу. Раздражение отступило само собой. - Не появлялись ещё? - спросил я у извозчика, развалившись на широком сиденье. - Нет, - отозвался тот, сворачивая самокрутку. Затем прикусил её, сплюнул с языка крошки табака и спросил: - Долго куковать тут будем? - Тебе-то что? - фыркнул я, сдвигая на глаза козырёк кепки. - Ты сидишь, а денежки идут. Ещё и музыку слушаешь, чисто на концерте! - Да не по мне это, - вздохнул дядька и разгладил вислые усы. Потом досадливо махнул рукой, закурил и надолго замолчал. В следующий раз он окликнул меня, когда я уже начал проваливаться в полудрёму. - Появился, стервец! - сообщил извозчик. - Но один, нету твоей сестрицы. Не вижу. Я продрал глаза, зевнул и предположил: - Может, пошла носик припудрить? - Перебрался на козлы к извозчику и усмехнулся. - А! Нет, это он паровой котёл раскочегаривает просто... - Выдумают же люди гадость всякую... - поморщился дядька. - Живых тварей никакой механизм не заменит. Альберт Брандт ещё немного повозился с самоходной коляской, затем опустил крышку капота и вернулся в ресторан. - И долго теперь раскочегариваться будет? - спросил извозчик. - Четверть часа, - предположил я, и дядька приободрился, рассчитывая успеть за вечер взять ещё одного или двух клиентов. С набережной послышалось частое-часто стрекотание порохового движка, по дороге мимо нас неспешно прокатил полицейский броневик. Луч его поворотного фонаря скользнул по скверу и ушёл дальше. В голове тут же забилась размеренная пульсация и почудились отголоски призрачных голосов, но почти сразу всё стихло. Осталось лишь неприятное давление в затылке. Я потёр виски пальцами и недовольно поморщился. У Пьетро Моретти таких проблем не было. Если только поначалу... Софи и Альберт покинули ресторан уже минут через десять. Поэт помог спутнице забраться на пассажирское место, сам уселся за руль, включил фары и резво тронулся с места. К этому времени набережная опустела, и он воспользоваплся возможностью выжать из парового двигателя все заложенные в него лошадиные силы. Мы сразу отстали, но коляску из вида не потеряли и уверенно висели у неё на хвосте. Альберт направлялся в сторону центра; когда он свернул на узенькую тёмную улочку, где не горели фонари, извозчик попросил меня зажечь фонарь. Я так и сделал и вывесил лампу сбоку. Дорогу та нисколько не освещала, зато позволяла избежать столкновений со встречным транспортом: фарами были оснащены лишь самоходные экипажи. Неожиданно меж крышами домов бесшумно мелькнула чёрная тень, и лошади испуганно заржали. Я сунул руку к пистолету, но непонятная тварь уже сгинула без следа. Извозчик нервно ругнулся и поправил сунутый за голенище сапога кнут. - Ну вот куда это он намылился? - пробурчал дядька, свернув в очередной переулок. - Старый город до сих пор перекопан! Нечего там ночью делать! Дрянь место стало! Никогда ночью туда заказы не принимаю! Я только фыркнул и потребовал: - Не отставай! На самом деле разрушенный несколько лет назад центр Нового Вавилона по большей части уже восстановили, строительные работы продолжались только в окрестностях дворца, где сожжённые небесным огнём здания попросту снесли и всё отстраивали заново. Самоходная коляска ещё немного попетляла по тихому району неподалёку от императорской академии и въехала на узенькую улочку, дома которой тесно жались друг к другу, а на стенах, освещая медные цифири, горели газовые фонари. Поэт остановил машину возле двухэтажного особняка, ничем внешне не примечательного, выбрался из-за руля и протянул руку Софи. - Теперь что? - спросил извозчик. - Езжай! - распорядился я. Дядька взмахнул вожжами, и лошади негромко зацокали копытами по булыжной мостовой. Ни Альберт, ни Софи не обратили на наше приближение ни малейшего внимания. Поэт отпер входную дверь и предупредил: - Мне надо отогнать коляску на задний двор... Извозчик придержал лошадей, и я приподнял кепку над головой. - Мсье Брандт, кузина! - Жан-Пьер? - опешила Софи и нахмурилась: - Ты следил за нами?! - Просто забыл уточнить, к какому времени прислать за тобой Луку. Госпожа Робер с вызовом ответила: - К половине десятого утра! Это всё? - Мадам, мсье! Доброй ночи! - с улыбкой попрощался я и скомандовал извозчику: - Трогай! Переваливаясь на неровной брусчатке, экипаж покатил прочь, и кучер не удержался от усмешки. - А сестрица твоя себе на уме! - Не без этого, - согласился я. Извозчик глянул на меня и многозначительно произнёс: - Дело сделано, так? Я вытащил из бумажника мятую пятёрку и покачал головой. - Сделано, да не совсем. Давай обратно к "Сирене". Кучер спорить не стал. Не иначе и сам собирался ехать в ту сторону.
<- Вернуться // Читать дальше ->
|
Поводырь мёртвых